Паравакар

Полуразбитый Жигулёнок с рёвом одолевает нехилый подъём, одним колесом падает в ухаб, другими тремя вытягивает самого себя как барон Мюнхгаузен, чуть переводит дух на спуске и снова отважно бросается штурмовать подъём.

Я, щурясь от палящего солнца, выискиваю траву, которую нам нужно оценить в качестве корма для лошадей. Перед глазами выжженная пустыня, без единого зелёного цвета. Оказывается, эти скошенные тонкие жёлтые веточки и есть та трава, смотреть которую мы приехали за 210 км. На самый краешек армянской земли, как говорит Фёдор, туда, откуда мои корни - в деревню Паравакар.

Засуха. Дождей было очень мало. Воду можно было бы подавать из водохранилища, у которого мы были час назад, но вот незадача - оно внизу, а деревни - наверху. Можно было бы качать насосами, да насосы давно разворовали.

Где-то в километре от нас цветущий оазис - с сочными зелёными деревьями и аккуратными домами. Это азербайджанская деревня Кёгнакышлак на берегу реки. Прямо кусок Швейцарии, смотреть на который каждый день со своей пустыни, наверно, очень воодушевляет и поднимает патриотический дух.

***
- На расстоянии запаха их готовки, - отвечает женщина на мой вопрос о том, насколько близко азербайджанская земля от их виноградников. В пространственном переводе это 300 метров.

Время от времени азербайджанцы стреляют в направлении виноградников. Все последние почти 30 лет. Особенно любят те несколько дней сбора винограда. Как виноград перезреет и его нельзя уже собрать, перестают. Женщина кроме своих земель собирает с другими женщинами виноград у одного предпринимателя-фермера. Однажды почти собрали урожай, когда начали интенсивно обстреливать. Хозяин садов велел им оставить виноград и убежать, но женщины взбунтовались.

- Как тուрки стреляли, припадали к земле, переставали, поднимались и торопливо собирали, всё собрали, - смеётся она. И, помолчав, устало добавляет: - Теперь время другое, теперь дроны, куда от них спрячешься?

Я смотрю на лавровое дерево за её спиной. И маленькие несозревшие ещё гранатики на соседнем дереве. Кот со шрамом под глазом, оставшимся от сражения с огромной крысой, бесцеремонно запрыгивает мне на колени. Я почёсываю его между ушей. Мы с Фёдором «загладили» его до бесконечности - он это дело любит, но в доме никто не гладит «грязного» и «дикого» кота.

Кот довольно мурлычет и требует ещё. Я соглашаюсь. Лишь бы подольше не смотреть на женщину, лишь бы дать комку в горле рассосаться не слезами из глаз. Не таким представляла я Паравакар. Не таким разрушенным, бедным, разбитым. Убогим.

Кот, разглядев что-то в траве, спрыгивает с моих колен. Женщина рассказывает, что несколько лет назад её деверь и несколько сельчан рассудили, что однажды могут вообще не добраться до своих виноградников и разбили ещё несколько маленьких впритык к домам.

***
Я бы очень хотела, чтобы каждый раз, когда кто-то будет блаженно потягивать вино аж из самого Тавуша, он бы вспомнил про эти виноградники, сезон их сбора и запах азербайджанской еды.

Чтобы каждый раз, когда кто-то соберётся в уютном кафе с кондиционером или на анархических просторах фейсбука пообсуждать, в какой обеспеченной и безопасной стране мы жили 30 лет, взял бы паузу, поехал за 200 км, сел бы перед этой женщиной и сказал ей это в лицо. Может, ему она тоже расскажет про свои мысли на его мысли насчёт райской жизни, которую ей обеспечивали на протяжении почти трёх десятилетий наши истинные патриоты-руководители.

А там и до Чинчина рукой подать. Поезжайте, посмотрите на условия жизни парня, который был уверен, что у его деревни есть будущее и он сам его создаёт, который мечтал написать приложения для смартфонов и запечатлевал на камеру прекрасные закаты и восходы земли, которую любил. И на которой все тридцать лет периодически гибли такие же парни, как он. Их тоже героизировали, канонизировали и предавали истории. Зато остальная часть населения спала спокойно в «безопасной и процветающей Армении».

Никаких фотографий «прекрасных гор Тавуша» не будет. На что прекрасность гор тем, кто выживает каждый день из поколения в поколение и конца не видно этому?